Какое сладкое слово - УВОЛЬНЕНИЕ»… Нет, не увольнение с работы или службы, тут больше подходят слова типа «пенсия», «демобилизация», "комиссование"… Нет, увольнение - это выпускание, ошалевшего от учебы и прочих служебных обязанностей, курсанта за пределы «альма-матер», за забор, за крепостные стены, за колючую проволоку и за ряды училищных патрулей - в город. Пусть всего лишь до 24.00 текущих суток, но на свободу. Подышать вольным воздухом, помиловаться с Питерскими барышнями, покуролесить с сотоварищами, или, на худой конец, побродить по прекрасному городу, осмотреть всяко-разно, благо в Питере этого навалом, ну или уж совсем в тупую - сходить в кино. Главное в этом деле - свобода! Она несколько ограничена многочисленными гарнизонными патрулями, которые рыскают по всему Питеру в поисках своих жертв. И, конечно, эта свобода не совсем полноценна от того, что военных в Питере больше чем блох на бешеной собаке. А это означает, что бдительность терять нельзя, крутить головой нужно на 360 градусов, дабы какой-нибудь неудовлетворённый службой и личной жизнью офицер не схватил тебя в самом апогее свободного плавания по второй столице Руси и не перенаправил в гарнизонную комендатуру, о которой писать нужно совершенно отдельную книжку. Рассказом, повестью и романом не обойдёшься. Свобода! Когда тебя отрывают от мамкиной юбки в возрасте 17 лет, а то и меньше, и окунают с головой в мутную жижу военной службы, которую ты по собственному желанию сам же и выбрал - свобода ценна необычайно. Мы с такими усилиями и нервами выбирали своё будущее, внедрялись в пучину флотского братства, во имя детской мечты терпели муштру и унижение при поступлении в военно-морское училище , что когда уже все испытания по поступлению в «систему» - это так называют все курсанты своё училище - были позади, напугать нас становилось крайне сложно. Отцы-командиры с первой секунды появления прыщавого и лохматенького вчерашнего школяра перед воротами базового лагеря в пригороде Питера, и до благостного момента получения диплома не уставали, грозно набычившись, повторять нам, неугомонным: «Конкурс продолжается!» То есть конкурс по отбору в славную семью офицеров- подводников продолжался до момента пока ты не становился этим самым подводным офицером . Но... свобода щекотала все наши внутренние органы, не забывая про наружные. Ноги сами проносили через КПП и мчали вглубь знаменитого города. Навстречу чему-то невиданному и приятному. А там, помимо красоты, благолепия и восхищения самим городом, водились особи противоположного пола, к которым очень трепетно и неудержимо стремилась осиротевшая в мрачных стенах и казематах училища, душа гардемаринов. От этого всякие истории с ними приключались… Ну, по причине потери бдительностей. Вот пример.
«А мы с дядей побегаем!"
...Костя, большой и флегматичный курсант-второкурсник, покинул «систему» в положенное только ему время, и... до полуночи. Надо сказать, что увольнение было для него делом не совсем привычным, так как за имеющиеся на субботу задолженности в области освоения наук и за огрехи в сфере воинской дисциплины увольнения провинившимся были не положены вовсе. А Костя частенько имел и то, и другое. И это несмотря на флегматичность и тишайший характер. Поэтому училище он именно «покинул», а не убыл в увольнение установленным Уставами порядком. Там, в училище, имеющим построенные в 18 веке знаменитым архитектором Захаровым огромные каменные стены, ворота, и просто - здания, в форме громадного колодца, все-таки существовали всякие лазейки и норы, через которые Костя и просочился. И не только он. Весна была - зов природы! Так вот, дефилирует как-то Костя по Невскому проспекту и прилегающим к нему окрестностям. В правой руке у него «шик» того времени - блестящий дерматиновый дипломат-кейс, а в левой - барышня, встреча с которой и послужила причиной покидания родных «пенатов». И всё прекрасно, и солнце светит, и даже какие-то воробьи чирикают вместо соловьёв, и барышня улыбается, и сердечко Костино стучит в режиме азбуки Морзе, то есть не равномерно и не однотонно… И тут навстречу счастливой парочке «выплыл» угрюмого вида капитан первого ранга. «Капраз» - так это звучит на флотском языке. На его лице было за версту видно какое-то неудовлетворение. Вот что-то ему сегодня «недодали», а может наоборот «выдали положенное» за всякие там упущения, нарушения и низкое морально-политическое… В общем «капраз» был не в духе и искал, сам того не ведая, способ разгрузить своё сознание и нервную систему. И тут, как яблочко на блюдечке - курсант. Ну и что, что счастливый, ну и что, что с дамой, да ещё и улыбается… А вот я сейчас!... А Костя в порыве страсти потерял контроль над обозреванием местности и когда запеленговал офицера, тот был уже на дистанции «отдания чести», то есть в двух шагах. Сворачивать было некуда, а приложить правую руку к бескозырке - Костя не успевал. Мешал дипломат в правой руке. Осталось только уповать. И он начал «уповать». В Костином мозгу вертелось: «Хоть бы пронесло, ведь увольнительной записки у меня нет!» А «капраз» ничего не думал, он уже давно искал громоотвод, и тот как раз приближался на дистанцию «прямого выстрела». Они медленно надвигались друг на друга. - Почему, товарищ курсант, не отдаем честь офицеру? - проскрипел «капраз», мысленно предвкушая облегчение. - Что, ручки заняты? А что для Вас важнее - дипломат или служба? Или у Вас со зрением не в порядке? Или барышня затмила для Вас все воинские Уставы? Или… Костя молчал. Он и вообще-то был неразговорчив, неповоротлив, ленив. Он даже по физподготовке сдавал экзамены и зачеты только со справкой о «нездоровье» на ближайшие полгода. Была надежда, что молчание курсанта позволит «излиться» начальнику и успокоить ситуацию. Ну, не было в ней ничего криминального. Руки были заняты…, а «капраз» вышел неожиданно… Да, нельзя курсантам в увольнении что-либо носить в правой руке, дабы мочь мгновенно козырнуть любому, кто старше по званию… Но ведь была дама, а с дамой под руку ходить не возбраняется. Вот только чемодан куда? Не барышне же в руку? И Костя молчал. Даже дежурное: «Виноват!» - не хотел произносить. Чёрт знает, как это всё воспримет шипящий в лицо офицер? - Так, а документы Ваши извольте посмотреть? - ну, очень язвительно проскрипело начальство. - И увольнительную тоже! Это были совсем лишние слова, которые подвигли курсанта на неординарные действия. - Есть, товарищ капитан первого ранга! - Костя козырнул. И обратился к спутнице: - Валюша, ты подержи, пожалуйста, дипломат, - и, подумав, добавил. - И бескозырочку тоже подержи! А мы…, мы с дядей сейчас немного побегаем!!!
И Костя рванул со скоростью, которую он сам мог видеть только по телевизору во время брачных игр самцов-гепардов в Африке! Это Костя-то! Увалень и флегматик!
«Капраз», ошалевший от неожиданного фортеля, рванул за Костей. И этим допустил ошибку. Догнать его он не смог бы ни за какие надбавки к жалованию. А вот взять у барышни "дипломат", и достать из него документики беглеца, да зафиксировать все личные данные, да сообщить потом куда следует… Это был бы крах Костиной карьеры. В то время всё было строго. И «конкурс продолжался», как вы помните. А он «рванул», дыша хрипло прокуренным и просоленным организмом. И даже резво так проскочил метров…десять. Потом, очевидно, сообразил, что легкая атлетика не его вид спорта и развернулся на 180 градусов. И с орлиным взором устремился к барышне. Видимо до него дошло, какие тайны хранит "дипломат", и как с его помощью можно восстановить попранное достоинство. Но… …Но Валюша была тоже не из глупых, с Костей общалась уже давно, и, видимо, все неприятности от «передачи личных данных» в руки «догоняющего» понимала. Пока гроза морей, сипя и харкая, преодолевал те самые десять метров бега, барышня завернула в ближайшую подворотню и через знаменитые Питерские дворы-колодцы вышла на Невский проспект, где её и ждал влюблённый курсант... ...И ничего после этой истории Косте не было. Разве что, долго болели мышцы ног. Так он под это дело взял очередную справочку в санчасти и ещё полгода на физкультуру не ходил. Готовился к новым приключениям. А они с ним часто потом случались.
Главная 
