Чёрт, эти шаги над головой отвлекают от спокойных мыслей! Как только 4.00, так туда-сюда стук пяток по настилу средней палубы.
Только ляжешь отдохнуть после вахты, и сразу: вперёд - назад, вперёд - назад, и так целый час. А можно бы было расслабиться, нагнать на себя дрёму и погрузиться в долгожданный сон. Кстати, странно звучит в подводном положении: «Погрузиться в сон!» Чего в него погружаться - то? Можно просто заснуть, погрузился ты уже давно…-
сразу после нескольких часов, прошедших с того момента, как были отданы последние швартовы, задраены люки и прощально прокричали «Тифон» и «Сирена». Всего несколько часов хода до точки погружения и субмарина нехотя «зачерпнула» в свои цистерны балласт, постояла «по грудь» в океане несколько минут, подумала над перспективой не увидеть солнышко несколько месяцев, и втянула в цистерны последнюю каплю. Потом, фыркнув над поверхностью пузырями из клапанов вентиляции, ушла на глубину…
… Чего в него погружаться? В этот сон? Закрыл глаза и сопи… Организм, как часы, отлично настроен на нужное время. Особенно после нескольких десятков суток плаванья.
..А тут эти шаги, слегка шаркающие по настилу, но равномерно шустрые и всё время в один и тот же час… Кому там так весело, что сам не спит и другим мешает? Надо бы посмотреть, но лень вставать… Хотя за время плаванья достало страшно!
…Тело отрывается от койки, в полусознательном состоянии ищутся тапочки, ноги лениво плетутся к трапу на среднюю палубу…
Чёрт! Это старпом, блюститель корабельного порядка, «егузит» по ночам!!! Попробовал бы ты побегать у него над головой! А он, зараза, в своём отсеке не шумит. Припёрся в четвертый, к ракетчикам! Понятно, что тут просторнее и палуба длиннее. Что ему надо - то?
- Александр Алексеевич! Здравия желаю! Вам что, не спится? Или случилось чего?
- Чтобы мышцы не атрофировались нужно больше ходить! - выдохнул старпом.
- И что? Далеко идёте?
- Зря смеёшься. Домой придём - посмотрим, кто быстрее до дому долетит! А, главное, кто и как на следующий день прихромает на корабль! И сколько потом ноженьки болеть будут!
И продолжил маневрирование. Туда - двадцать шагов, обратно - двадцать… Туда - обратно…
Сколько вместе с ним прошли мы автономок? И всегда в 4.00, пока все спят или просто валяются в койках с книжками (никаких тебе учений и тренировок) старпом Алексеич метался по четвертому отсеку, тренируя, а точнее - нагружая, мышцы, чтобы по возвращению не упасть бессильно на сопке по дороге от причала к дому…
Всё это вспоминалось мне в поезде Ленинград - Москва, по дороге в отпуск. Мелькающие за окном столбы почему-то навеяли ассоциации с мельтешившим когда-то старпомом.
…Он долго просидел в старпомовском кресле. Многие его однокашники уже давно нацепили «полковничьи» погоны и заняли главное место на командирском мостике. Некоторые даже успели прыгнуть в кресла начальников штабов дивизий, а он всё продолжал «старпомствовать» и ходить в бесконечные «моря». И там, после каждого погружения, как только устанавливался размеренный ритм жизни, ровно в 4.00…
…Как-то летом экипаж «береговал», то есть сдал корабль второму экипажу и некоторое время был безлошадным. В отпуск пока не отпускали, нового «железа» принимать не предлагали, заставляли обеспечивать тылы плавающей братии…
Были какие-то мелкие маневры в составе кораблей нашей дивизии. Сейчас не помню уже - какие. Может быть торпедные стрельбы? Отправили в море, в точку маневров, небольшое судно, типа буксира. А старшим на борту посадили Алексеича, да ещё взяли нашего штурмана - чертить маршрут…
Судёнышко прибыло в точку, обеспечило то, что от него требовалось и уже собиралось в базу.
Вдруг, при очередном манёвре вокруг субмарины что-то не заладилось. Кто знает - что? Был ветер, волна, буксирный конец натянулся сильнее обычного, кто-то что-то прозевал и буксир упал бортом на волну. Закрутились вокруг него все «мелкие рыбёшки» - катерки. Пытались поставить его на ровный киль. Крепили, бросали, тянули, тащили… Те, кто был на этом буксире на верхней палубе, сиганули в ледяную воду Баренцова моря и благополучно были вытащены на суда.
Те, кто был внутри, очумев, метались по отсекам буксира, ища выход.
Буксир, лёжа на боку, напрягся. Это началась очередная попытка вытянуть его на безопасную глубину. Вдруг что-то необъяснимое произошло в его чреве. Откуда-то из-под воды выскочил огромный пузырь воздуха, лежащий буксир вздрогнул…и… перевернулся килем вверх. Тросы, держащие его, натянулись до предела и слегка изменили ориентацию убитого судна в пучине. Оно лежало теперь в «пол оборота» виднелся киль, но были видны и иллюминаторы правого борта. Чуть-чуть.
Алексееич, когда произошло всё это, был внизу, в каюте. Когда он понял, что судно сделало «оверкиль» и выход из него оказался под водой, старпом рванул в соседнее помещение, где находились двое матросов - первогодков, и по перевернутым коридорам подтащил их к двери, за которой начиналось море. Точнее - уже его глубина. Что он там им говорил - не знаю.. Как заставил набраться смелости - тоже не знаю. Но они открыли дверь и исчезли во тьме Баренцова моря… Все трое…
Он говорил потом, что воздуха было мало, что коридоры «вверх ногами» совсем не такие короткие, как в обычном положении. И, конечно, вода... Студеная вода северного моря, в которой даже летом не больше плюс пяти градусов. И просуществовать в ней больше пяти - десяти минут мало кому удастся…
Но они хотели жить… И плыли….
Над водой вдруг, с той стороны, где никто не ожидал, появилась одна голова,.. другая,…третья. Старпом вынырнул последним, причем, успел подхватить под руки обоих матросов, которые от ужаса, холода и отсутствия воздуха, были уже почти без сознания. Он помог затащить их на борт какого-то катера, залез сам - без помощников. Отдышался минуту, зачем-то скинул с себя тельняшку и, не говоря ни слова, плюхнулся в воду и погрёб к лежащему на волне буксиру. Оглушительно вдохнув у борта буксира, он погрузился и не появлялся долго. Потом над водой появилась голова..., вторая..., третья…, появился Алексееич… Старпом также, ошалев от холода и усталости, помог втащить и этих и развернулся на третий круг, но его удержали.
В это время буксир лег на левый борт, как бы освободившись от моря, тянувшего его на дно, от спасательных тросов, пытающихся удержать его на плаву. Он лежал сам. Беспомощный и жалкий. Он напоминал бумажный кораблик, который неудачно пустили в ручей и он, намокнув, сдался на милость волны…
В иллюминатор глядели сквозь стекло глаза Сашки. Штурмана нашего экипажа. Он показывал, что с ним ещё трое, но дверь открыть они почему-то не могут...
Глаза молили, ждали помощи, кричали о том, что позади всего двадцать пять лет, а впереди - вечность…
Буксир вдруг выдохнул и устремился в пучину… Сашкины глаза - «мамкина радость» - уходили в неё вместе с буксиром. Они уже не кричали и не молили, они просто прощались с солнцем, которое светило в этот день как-то по особенному ярко; с теми, кто пытался спасти, но ни чего не смог сделать; с миром и небом, с жизнью…
Старпом метался в руках державших его моряков, он был почти обезумевшим. Седые волосы вздыбились на затылке, губы были чёрно-синими, пальцы на руках от холода «скрючились»…
…Море сомкнулось над уходящим от всех буксиром…
Всё…
Уже ничто и никто не мог помочь тем, троим, оставшимся в чреве судна…
Буксир подняли потом, через несколько дней…
И стоял в казарме гроб с телом Сашки, и мы все стояли около него, понимая всю нелепость его смерти и бессилие что-либо изменить. А так хотелось этого.

Потом, в последующие годы, были случаи, когда приходилось вот так - стоять в молчаливом карауле у гробов своих собратьев. Но это случилось потом, а тогда - это было в первый раз. И от того больней, обидней и как-то особенно остро и ярко…
…Поезд Ленинград-Москва мерно постукивал колёсами, я, навспоминавшись, задремал, сладко ощущая приближение настоящего отпуска, который мы всегда считали начавшимся только после того, как ступишь ногами на Большую Землю…
..За окном всё так же мелькали столбы и деревья. Изредка ревом приветствовали друг друга встречные поезда, на стыках звякала посуда.
- Чай будете? - открылась в купе дверь.
- Да, пожалуй - сказал я, сладко потянувшись и ощутив себя счастливым и беспечным.
Флот был уже далеко, начальство - тоже. Впереди были почти три месяца отпуска, а воспоминания… они куда-то спрятались, пока я спал.
- Вам с сахаром? Или, может быть, кофе?
- А у Вас и кофе есть?
- А как - же, у нас всё есть - кокетливо улыбнулась проводница. И исчезла в сторону своего купе, неплотно прикрыв дверь.
«Эх, как же всё-таки здорово ощущать себя в отпуске…» - подумалось в очередной раз.
Я спрыгнул на нижнюю полку и разбудил жену и сына.
- Вставайте, сейчас чай-кофе будет!
- Не охота - заскулил сын.
- Ещё бы поспать! - счастливым голосом добавила жена. - А то тут кто-то всё время туда-сюда по коридору вышагивал почти час. Еле уснула.
Я рассмеялся:
- Ты знаешь, а я только что вспоминал про аналогичный случай! Только - на лодке.
- Вот тебе ещё лодка! Опять кто-то задвигался!
Я посмотрел в щель приоткрытого купе и увидел периодически мелькающего в коридоре человека. Он исчезал в сторону головы состава и через несколько секунд - в сторону хвоста. Туда - сюда. Качающийся вагон заставлял его иногда упираться руками в стены купе и от того его маневры на фоне стука колёс были слышны внутри купе. «Совсем как тогда» - подумалось мне и я, улыбнувшись, выглянул в коридор.
…Мне на встречу, от дальнего тамбура уверенной походкой приближался …Алексеич…
- И что? Далеко идём? - как когда-то спросил я.
- Зря смеётесь! Вот в Москве сойдём… Ты! Лейтенант, ты?
… И мы сидели в коридоре на откидных сиденьях до самой Москвы и вспоминали то, что принято назвать «временами моей лейтенантской юности».
Он был совершенно седой и почти лысый Он был такой же стремительный и целеустремлённый… Он был таким же стройным, без всяких «животиков» и кривых ножек. Он всё ещё «дышал» молодцеватостью и энергией… Он был таким, как будто только что встал перед строем молоденьких братьев - подводников, и всем своим видом приготовился показать пример, каким нужно быть и кем нужно быть…
Он был таким же, как тогда…
Только много лет спустя…
Но, не смотря на годы, удары судьбы, разбитую вдрызг карьеру, на всё, что пришлось пережить… каждый раз, особенно ровно в 4.00…
…Вперёд - назад…
…Туда - сюда…
«А вот сойдём в Москве, посмотрим, кто первым до дому доберётся. Особенно - с чемоданами!» - говорил он, удаляясь в своё купе перед прибытием в Москву.
Потом над перроном Ленинградского вокзала пронеслось:
- Бывай, лейтенант! Ходи почаще!

И он растворился в толпе прибывших и встречающих…
Больше наши пути не пересекались, но я по-прежнему в поездах выглядываю в коридор с надеждой, что вот-вот мне навстречу вылетит из тамбура фигурка человека с седыми волосами и стремительной походкой.
Даже в 4.00 утра…

(на фото - прототип героя рассказа А.А.Агейков)